Добрые цитаты про никах для взрослых

 Судьба – это еще одна распространенная отговорка, еще одна ложь, которую люди любят использовать, желая придать видимость смысла своей жалкой беспомощности. Именно поэтому они представляют судьбу в образе Шлюхи – как нечто такое, что никому не отдает предпочтения. 

 Когда я говорю ???, я не пытаюсь никого унизить. Для меня ??? — это как заводной дрочила. Я не боюсь говорить ???. В жизни не буду осторожничать только из-за того, что какой-то чувачок, видишь ли, может оскорбиться, если я скажу ???. У меня есть друзья и среди геев. Мы часто перекидываемся этим словом. Так что если я захочу сказать ???, я, вашу мать, скажу ???. А если у кого-то проблемы со словом ???, пускай поцелует меня промеж ягодиц. 

Его поколение заботилось о своих детях, родители рано возвращались домой, и если у них был собственный дом и они могли провести две недели отпуска вместе с детьми, они уже считали себя счастливыми. Но моё поколение выросло, поставив на первое место в списке необходимых приобретений кусок личного, индивидуального счастья. Именно поэтому мы трахаемся на стороне, маемся дурью и гадим на всём своём жизненном пути с такой настораживающей регулярностью. Мое поколение жаждет красивой жизни. С чего бы нашим детям быть другими?

Социальные институты поочерёдно нагибают пеликанов, маскируя индифферентность коннотациями высшего порядка, а фундамент любого из них не имеет никакой политической или же экономической природы. Семьи держатся на сексе, свинге, взаимозачёте и полигамии. Порядок устанавливают выгоды, а не государство. Производство изрезано поиском наименьших затрат при наплевательском отношении к качеству. Народное образование работает по принципу от-старших-к-младшим, и не работает по принципу воспитания критического мышления, которым ребёнок смог бы заместить декламации просроченных родителей.

— Поклянись, что никому не скажешь. На нашем первом свидании я заказал греческий салат. Лили спросила, можно ли ей взять мои оливки. Я сказал: «Конечно, я ненавижу оливки». — Но ты любишь оливки!? — Хорошо! Мне было 18, я был девственником! Я всю свою жизнь ждал симпатичную девушку, которая захочет мои оливки!

 Мы марионетки, и все наши действия можно свести к голой механике. Но никто не способен просчитать эту механику до конца, настолько она сложна и запутана. Поэтому, хоть каждый из нас по большому счету есть механическая кукла, никому не известно, какое коленце она выкинет в следующую секунду. 

— Я бы хотел обсудить с тобой пару... небольших изменений в политике нашего клуба. — Например? — Я бы хотел, чтобы ты занималась с клиентами сексом за деньги. — Что!? Это совершенно незаконно, Тодд. — Да брось, ты же никому не скажешь. К тому же мне нужно как-то соперничать с ублюдками, которые открылись через дорогу. — Ты про магазин «Apple»? — Да, они разоряют нас!

Ну, в школе по мне не скучают, — ответила девушка. — Видите ли, они говорят, что я необщительна. Будто бы я плохо схожусь с людьми. Странно. Потому что на самом деле я очень общительна. Все зависит от того, что понимать под общением. По-моему, общаться с людьми — значит болтать вот как мы с вами. — Она подбросила на ладони несколько каштанов, которые нашла под деревом в саду. — Или разговаривать о том, как удивительно устроен мир. Я люблю бывать с людьми. Но собрать их в кучу и не давать никому слова сказать — какое же это общение?

Вселенная, существовавшая в человеке, перестала быть. Эта Вселенная поразительно походила на ту, единственную, что существует помимо людей. Эта Вселенная поразительно походила на ту, что продолжает отражаться в миллионах живых голов. Но эта Вселенная особенно поразительна была тем, что имелось в ней нечто такое, что отличало шум ее океана, запах ее цветов, шорох листвы, оттенки её гранитов, печаль её осенних полей от каждой из тех, что существовали и существуют в людях, и от той, что вечно существует вне людей. В её неповторимости, в её единственности душа отдельной жизни - свобода.

— Они пожирают бадахосца. — Меня это не очень расстраивает. Куда больше действует на нервы эта дамочка, преспокойно разгуливающая по потолку. — Не забудь, мы под наркотой. Да, ничего этого нет, никто никого не ест, это просто глюки. Я дома, и всё хорошо. — Глюки или нет, но дочке явно нравится Хосе. — Сдурели? Нас собираются убить, а вы про секс? — А вдруг нам это поможет? Тебе нужно просто ей подыграть. — Мануэль прав, ты слишком сух с девушкой. Трудно улыбнуться ей? — Она того парня чуть не задушила!

... никем вовсе не замечается, никому неведомо, что совокупление вовсе не необходимо, не физиологично, а — метафизично и мистично. Что оно не по «нужно», а «по очарованию» и «можем». И без очарования хотя тоже есть и возможно, но это «случается», есть «редкий случай». Но всегда ему предшествует туман, влюбление.

— Поклянись, что никому не скажешь. На нашем первом свидании я заказал греческий салат. Лили спросила, можно ли ей взять мои оливки. Я сказал: «Конечно, я ненавижу оливки». — Но ты любишь оливки!? — Хорошо! Мне было восемнадцать, я был девственником! Я всю свою жизнь ждал симпатичную девушку, которая захочет мои оливки!

Голая правда сейчас никого не возбуждает.

Любовью принято называть все, что угодно. Секс, инстинкт собственника, желание подчинить себе другого человека. Но люди – не вещи. Они не могут никому принадлежать.