Цитаты про лифт без пошлости

Ее губы. Они лениво скользят по поверхности моих собственных губ, и не помышляя нырнуть поглубже, никаким сертификатом по дайвингу здесь и не пахнет, о запахах вообще речи не ведется. Ее губы – не соленые и не сладкие, в них нет ни остроты, ни горечи, с тем же успехом можно было бы целоваться с пластиковым стаканчиком.

И в этот миг Пат даёт залп. Отдача слишком сильна, его подбрасывает в воздух и зашвыривает обратно в кабинку лифта. Зато поле боя остаётся за нами. —  Пат!  — Чингиз вытаскивает пацана из кабинки. Тот очумело вертит головой, но оружия не выпускает.  — Дай! —  Я что, плохо стрелял?  — возмущается Пат. — Хорошо,  — признает Чингиз, но ракетомёт всё-таки отбирает.  — Ты сильный, ты очень сильный. Только лёгкий.

 Ненавижу лифты — уезжаешь в них ты. 

Знак почетаВ нашем доме крутые мужчины Дверь не тронут своею рукой.И консьержка по этой причинеНарушает в коморке покой.Открывает дорогу им дальше,Чтоб прошел горделивый жилец.Я не знал кто она была раньшеИ об этом спросил наконец. Как-то утром спеша на работуВдруг услышал - в коморку зовут.Она орден мне свой "Знак почета"Показала за доблестный труд.Но из лифта надушенный вышелЭто был тот, кто держит базар.У него связи, родичи, крыша,А вот орден истерся и стар.

Первый раз в жизни она радовалась, что живёт на одиннадцатом этаже и что лифт у них исключительно медленный. Благодаря этому в ее распоряжении оказались четыре минуты, чтобы убрать со стола в комнате посуду после ужина, переодеться во что-то приличное, слегка подкраситься и справиться с неизвестно откуда взявшейся дрожью во всём теле.

— Тали, а ты помнишь наши поездки на лифтах? — Нет. — Да ладно?! Мы все время носились туда-сюда, а в лифте выдавалась свободная минутка, чтобы поговорить. — Разговор окончен. — Помнишь, как я тебя расспрашивал о жизни на флотилии... — У меня дробовик. — Эмм.. пожалуй, потом поговорим.

— А если молот будет в лифте? — Он поднимется. — Но лифт не достоин.

— Где Тамик? — Тамик... он... в пробке стоял, потом заболел — поехал в больницу, ему позвонили, сказали, что у него собака умерла, а сейчас он в лифте застрял. — Да? Ну ладно. — Зачем я ему всё сразу сказал?!... Что я завтра буду говорить?!

  — А где остальные папки? — Какие остальные? — Ну те, что я просил, в красных обложках. — Да… я их искала, но не нашла! — Но папки просто так не могут исчезнуть… — Могут… если их уронить в шахту лифта… 

— Я заготовил несколько фраз для нашей встречи: «А я тут пролетал мимо», «Эй, милочка, спасибо, что прокатила на лифте!» — И на каком варианте ты решил остановиться? — Я хочу развод!

 Когда я разбился, меня положили в холодную палату. Оттуда не выходят, оттуда вывозят на лифте. А я хотел уйти из этой палаты по лестнице. Я пытался вспомнить, ради чего стоит жить. Ради солнца? Оно есть у всех. Ради весны? Ради первого снега? Ради первомайской грозы? Я выжил. Я вспомнил дрожь твоих ресниц, когда ты прижималась к моей щеке. И понял солнце, весну, первый снег, первую майскую грозу. Еще хоть раз прижмись к моей щеке. 

  — Мы должны кому-нибудь рассказать! — Ага, конечно. На помощь, все перестали употреблять наркотики и ссать в лифте! Кому мы это скажем? Это же мечта всех полицейских и родителей. 

Это папа? Возможно. Но даже если не папа, то все равно человек. Я вырвал эти страницы. Я сложил их в обратном порядке: последнюю — сначала, первую — в конце. Когда я их пролистал, получилось, что человек не падает, а взлетает. Если бы у меня еще были снимки, он мог бы влететь в окно, внутрь здания, и дым бы всосался в брешь, из которой бы вылетел самолет. Папа записал бы свои сообщения задом наперед, пока бы они не стерлись, а самолет бы долетел задом наперед до самого Бостона. Лифт привез бы его на первый этаж, и перед выходом он нажал бы на последний.

История моей жизни — это история чёрных ходов, боковых дверей, секретных лифтов и прочих путей входа и выхода, позволяющих избежать людской назойливости.