Цитаты про голос для мужа

И вообще, как вошла в столовую, сразу она поняла — чудо случилось: золотая дымка при ней. Иногда она бывала при ней; иногда нет. Она сама не знала, отчего она появляется, отчего исчезает, и при ней она или нет, пока не войдёт в комнату, и тут она сразу все узнавала по взгляду какого-нибудь мужчины. Да, сегодня дымка при ней; ещё как; она это сразу узнала по голосу мистера Рэмзи, когда он обозвал её дурой. И, улыбаясь, села с ним рядом… Ведь он, муж, тоже заметил это — сияние Минты.

О, конечно, она любит мужа бесконечно больше, чем меня. Но когда она смотрит на меня — её взгляд бывает свежее, чем когда она смотрит на мужа. С мужем она уже устала. До меня — и не дотрагивалась. И вот я наблюдаю — вообще, — что самые счастливые жены и которые мужьям никогда не изменяют, — смотрят тем не менее на постороннего свежее, чем на мужа. Это на финикийских монетах времен Римской империи: нередко там изображенная Астарта, обычно поставившая ногу на корму корабля, — имеет неизменно подол, поднятый до колена. Более свежий взгляд и есть этот подол Астарты, поднятый до колена.

 В любви положение становится по-настоящему тревожным, когда пара переходит от порнофильма к детскому лепету. Заметно становится очень быстро: даже голоса ломаются за несколько месяцев совместной жизни. Мужественный мачо с зычным басом начинает сюсюкать, как младенец на коленях у мамочки. Роковая женщина с хрипотцой в голосе превращается в сиропную девочку, путающую мужа с котенком. Нашу любовь сгубили интонации. 

Мой муж вовсе не смотрит на меня как на женщину; что я самка: вещь приятная, потому что она красива, покорна, доставляет много удобства, рабочей выгоды и домашнего наслаждения; но в то же время – вещь. Которая не имеет ни самостоятельной воли, ни мнения, которая должна жить так, как ей муж приказывает, и не поднимать своего голоса, если не спрашивают; когда же милостиво спросят, поднять робко, просительно, совещательно – не больше. Он никогда не спрашивал моих советов. Он все делал сам и показывал мне уже сделанным.

Так не бывает, - говорит мой бедный друг, и в голосе его звучит недовольство с явственным оттенком уважения к чуду, свидетелями которого мы невольно стали. - Так не бывает, - упрямо повторяет он. - Старый город, солнечный летний день, центральная площадь сплошь уставлена плетеными стульями и затянута полосатыми тентами, работают все городские кафе, но ни в одном нет кофе. Пиво, всюду пиво, пенное, густое и липкое, властная, неукротимая стихия, которой покорилось все сущее. И в центре этого кошмара - я. Стою без единого кофейного зерна в кармане, как последний дурак.

Мой муж вовсе не смотрит на меня как на женщину; что я самка: вещь приятная, потому что она красива, покорна, доставляет много удобства, рабочей выгоды и домашнего наслаждения; но в то же время – вещь. Которая не имеет ни самостоятельной воли, ни мнения, которая должна жить так, как ей муж приказывает, и не поднимать своего голоса, если не спрашивают; когда же милостиво спросят, поднять робко, просительно, совещательно – не больше. Он никогда не спрашивал моих советов. Он все делал сам и показывал мне уже сделанным.

Да, да, в тот день мое прекрасное сердце целых полчаса боролось с рассудком. Как в трагедиях Пьера Корнеля, поэта-лауреата: долг борется с сердечным влечением. Только у меня наоборот: сердечное влечение боролось с рассудком и долгом. Сердце мне говорило: «тебя обидели, тебя сравняли с гов***. Поди, Веничка, и напейся. Встань и поди напейся, как с***». Так говорило мое прекрасное сердце. А мой рассудок? — он брюзжал и упорствовал: «ты не встанешь, Ерофеев, ты никуда не пойдешь и ни капли не выпьешь». А сердце на это: «ну ладно, Веничка, ладно.

— Вот теперь — я знаю. — Что? — Почему у Катарины с Петером сущий ад... — Вот как? — Они говорят не на одном языке, им нужно их слова переводить на третий, понятный язык, чтобы они поняли их смысл. — По-моему, всё дело в деньгах. — Нет, если бы они говорили на родном языке и доверяли друг другу, то деньги не играли бы никакой роли. — Ты со своими языками... — Я ежедневно сталкиваюсь с этим на работе.

Красота кукушки - в голосе, жены - в бескорыстной преданности мужу, уродливого - в учености, а аскета - в прощении.

Благородный муж не ставит доводы рассудка выше голоса сердца.

Реанимация… Там я и боль… Врачи «колдуют»…, остановка сердца… Дыханье тихо уходило в ноль, И для меня закрылась к жизни дверца. Я ввысь взлетаю, парю над миром, Мне хорошо, там боли нет…, светло… Судьбы обрывки, бегут пунктиром, Как воспоминания…, от них тепло. Лечу я в юность, так здесь прекрасно! Свадьба, муж, рождение сыновей. Вот только где я, совсем не ясно, Но, так, хочется лететь ещё быстрей… И рядом мама вдруг, как живая…, «Дыши, прошу, дыши"-, мне говорит, И я дышу… и мимо пролетая, Голос слышу: - «сепсис и перитонит».