Цитаты про евгения без мата

Прощай же, книга! Для видений — отсрочки смертной тоже нет. С колен поднимется Евгений, — но удаляется поэт. И все же слух не может сразу расстаться с музыкой, рассказу дать замереть... судьба сама еще звенит, — и для ума внимательного нет границы — там, где поставил точку я: продленный призрак бытия синеет за чертой страницы, как завтрашние облака, и не кончается строка.

Если человек не может проглотить обиду, надо ему разжевать! (Евгений Кащеев)

В психологию внутреннюю таких семей никто не вглядывался, по крайней мере деловым образом. Напрасно высшие живописцы, как Тургенев в «Дворянском гнезде» и Толстой в «Анне Карениной», показывали, что не всё здесь мертво, что собственно «потонувшая» пара состоит из мертвеца и из живого, которого мертвец зажал в объятьях. Да, это поразительно, что два величайшие произведения благородной литературы русской, «Евгений Онегин» и «Анна Каренина», посвящены апофеозу бесплодной семьи и — муке, страдальчеству в семье.

- Все ценные люди России, все нужные ей люди — все пили, как свиньи. А лишние, бестолковые — нет, не пили. Евгений Онегин в гостях у Лариных и выпил-то всего-навсего брусничной воды, и то его понос пробрал. А честные современники Онегина «между лафитом и клико» (заметьте: «между лафитом и клико! ») тем временем рождали мятежную науку и декабризм… А когда они, наконец, разбудили Герцена… — Как же! Разбудишь его, вашего Герцена! — рявкнул вдруг кто-то с правой стороны. Мы все вздрогнули и повернулись направо. Это рявкал амур в коверкотовом пальто.

— Валерик, ты если хочешь в костюме походить — я тебя могу в торговый центр охранником устроить. — Евгений Геннадьевич, только охранником не надо, дайте ещё один шанс, пожалуйста. — Валера, ты же видишь — я в бешенстве. Не усугубляй, не надо... [говорит спокойно и с улыбкой]

Язык без костей чепуху не мелeт , он высасывает eё из пальца. Евгений Ханкин

Если было несладкоbr я не шибко тужил.br Пусть я прожил нескладно,br для России я жил.brbr Евгений Евтушенко

— Ты догадываешься, зачем я приехала? — спросила она, подняв на него глаза. Она была все так же красива, и этого по-прежнему нельзя было не заметить. — Нет, не догадываюсь, — сказал он. Это была правда. Всю свою жизнь с нею он почти никогда не мог догадаться, что ей придет в голову в следующую минуту. — Я пришла просить, чтобы ты снял с меня грех и отпустил меня, — не дождавшись ответа, сказала она. — Я должна выйти замуж за Евгения Алексеевича. Сказала «пришла», а не «приехала», — наверное, заранее обдумала. Грешницы не приезжают, а приходят.

 Сорок лет она преподает: Гоголь родился в таком-то году, Евгений Онегин — представитель лишних людей, Катерина из Грозы — луч света в темном царстве. Сорок лет одни и то же готовые формулы. Вся литература — набор сухих формул, которые нельзя ни любить, ни ненавидеть. Не волнующая литература — вдумайтесь! Это такая же бессмыслица, как, скажем, не греющая печь, не светящий фонарь. Получается: сорок лет Зоя Владимировна обессмысливала литературу. Пушкин, Достоевский, Толстой, Чехов глаголом жгли сердца людей. По всему миру люди горят их пламенем — любят, ненавидят, страдают, восторгаются.

- Евгений Иванович, вот Вы наш начальник, много знаете, разъясните мне, что все-таки означают демократия, свобода слова. - Как бы тебе объяснить. Понимаешь, Женя, при демократии можешь говорить мне в лицо все, что ты думаешь обо мне. И тебе за это н

Вы извините, но я ненавижу этот «Комеди клаб». Мне говорят: мол, Пушкин тоже использовал мат. Да. Но если вы, ребята, считаете себя сродни Пушкину, напишите-ка «Евгения Онегина» и ругайтесь потом матом сколько угодно. Вопрос снят. Это распущенность!

Сорок лет она преподает: Гоголь родился в таком-то году, Евгений Онегин — представитель лишних людей, Катерина из «Грозы» — луч света в темном царстве. Сорок лет одни и то же готовые формулы. Вся литература — набор сухих формул, которые нельзя ни любить, ни ненавидеть. Не волнующая литература — вдумайтесь! Это такая же бессмыслица, как, скажем, не греющая печь, не светящий фонарь. Получается: сорок лет Зоя Владимировна обессмысливала литературу. Пушкин, Достоевский, Толстой, Чехов глаголом жгли сердца людей. По всему миру люди горят их пламенем — любят, ненавидят, страдают, восторгаются.

Роман "Евгений Онегин", написанный всего за два дня, был бы забыт через неделю.

Натянутые отношения с презервативом не обременяют. — Евгений Ханкин