Эротические цитаты про бой без мата

Я смотрю на людей. Они сильно боятся, но я не вижу причины, ведь они ничем не рискуют. Они похожи на голого человека, который никогда не моется в реке, потому что боится, что негде будет сушить одежду.

Женщины самые искусные охотники за мужчинами. Истерика – разведка боем, салаты и спиртное – приманка, кровать – капкан, макияж – скрытая угроза, секс – убойный выстрел из засады.

– Мне противно вас видеть. – Скоро мы тебе отрубим голову. Таким образом мы поможем тебе не видеть нас. – Я не боюсь. Моя голова – одна. У народа сотни тысяч голов. Вы их не отрубите.

Боишься? Секс уменьшит страх. Злишься? Секс тебя успокоит. Печальна? Развеешься от секса. Я подсела на секс, как на иглу? Может быть.

Мужчины боятся супружеской жизни по одной единственной причине: страх перед рутиной. Этот страх скрывает под собой другой – страх моногамии. Эти парни никак не способны предположить, что могут всю жизнь прожить с одной женщиной. Решение здесь очень простое: надо, чтобы она была одновременно серой мышкой и путаной, женщиной вамп и лолитой, секс бомбой и испуганной девственницей, сиделкой и больной.

Море нечистых рас на востоке отрицает нас уже одним фактом своего существования. Вы хвалились построить новую жизнь, а что у вас было в руках, кроме смерти? Но ведь смертью-то, смертью жизнь не построишь? Неужели вы все так глупы, что не поняли даже этого? Смерть, страх, ненависть — ведь все это величины отрицающие, негативные. Они хороши для разрушения, а не для стройки. Чтобы строить жизнь, самую убогую, нужно прежде всего любить ее, а вы ведь ее только боитесь. Вот поэтому-то и выходит так там, где действует ваш кулак в лайковой перчатке.

– Мне противно вас видеть. – Скоро мы тебе отрубим голову. Таким образом мы поможем тебе не видеть нас. – Я не боюсь. Моя голова – одна. У народа сотни тысяч голов. Вы их не отрубите.

Я смотрю на людей. Они сильно боятся, но я не вижу причины, ведь они ничем не рискуют. Они похожи на голого человека, который никогда не моется в реке, потому что боится, что негде будет сушить одежду.

 Вот ты выиграл бой. Пропитанный потом, со вкусом крови на губах, возбужденный, жаждущий продолжения. Букмекеры, сделавшие на тебе бабки, приводят девушку. Профессионалку, полупрофессионалку, любительницу острых ощущений. Ты занимаешься этим в раздевалке, на заднем сиденье автомобиля, где даже нельзя по-человечески вытянуть ноги или ты рискуешь выбить стекла. А потом ты снова выходишь на свет, вокруг беснуется толпа, желая хотя бы дотронуться до тебя, и ты вновь чувствуешь себя героем. Это становится частью игры, одиннадцатым раундом десятираундового поединка.

 Я понял. Иероглиф Сломанного Меча не о мече. Он об идеале фехтовального мастерства. Первое достижение мастера — единство человека и меча. Когда оно достигнуто, даже травинка может стать оружием. Второе достижение — когда меч существует лишь в сердце мастера, отсутствуя в его руке. Тогда врага можно поразить за сто шагов голыми руками. Но высшее достижение искусства боя на мечах — это отсутствие меча как в руке, так и в сердце мастера. Тогда воин пребывает в гармонии с миром. Его иероглиф не о смерти… он о мире. 

В избе мужицкойПодув на кружку с пенным квасом,в которой плавал таракан,кряхтит Захар шершавя басом,для мыши делая капкан.А рядом женка богомолка,с голов селедочных и мух,готовит постную похлебку,не оскоромить чтобы дух.Сегодня муж богоугоден,лобзает библию крестясь,вчера же бил жену по морде,с трактира поздно возвратясь.Она в фуфайке даже летом, боится простудиться мать,а то помрет а денег нету,чтоб поп пришел соборовать.Сынок растет а нету толку,одно название лишний рот,все точит ножик наш Ермолка,гляди пырнет кого в живот.И я пришибленный был в детстве,а ноне вроде не чего,у нас других х

— Ты не сможешь жить в Москве, он никогда не переедет в Петербург. Чем всё это может кончиться? Поверь мне, я точно так же бы реагировала, если бы ты завела роман с сантехником из Тамбова. Это было бы так же дико. — Я не понимаю. — Видишь ли, плохого тут ничего нет, просто я знаю тебя, твоего Никиту, твою жизнь... Я боюсь, что ты, сама того не замечая, отдалишься от всего этого, старое разрушишь, а нового не построишь. — Это почему? — Да потому что он — не нашего круга. — Ну ты же видела! Ну ты же видела! Я же засыпала! Я скукоживалась вся! А теперь — всё наоборот.

— Им нужно самую малость. Лишь слегка подтолкнуть. Ох, Америка, ты только и можешь жрать до отвала. Потреблять, потреблять. Рой саранчи в облегающих брюках. И вам не суждено насытиться, ибо голод мучает не только ваши бренные тела, но и ваши души.— Трогательная история, вот только не про меня.— Да. Я заметил. А ты не задавался вопросом, почему ты не подвержен моему влиянию?— Ну, хотелось бы верить, что это всё благодаря моей железной воле.— У тебя внутри лишь беспросветная тьма. Там пустота, Дин. И ты не можешь ничем ее заполнить, ни едой, ни выпивкой.

А как тесно человеку на планете, как боится он, что не разместится, не прокормится, не уживётся с другими себе подобными. И не в том ли дело, что предубеждения, страх, ненависть сужают планету до размеров стадиона, на котором все зрители заложники, ибо обе команды, чтобы выиграть, принесли с собой ядерные бомбы, а болельщики, невзирая ни на что, орут: гол, гол, гол! И это и есть планета. А ведь ещё перед каждым человеком стоит неизбывная задача – быть человеком, сегодня, завтра, всегда. Из этого складывается история.